Ольга Матвеева

0

«Не люблю равнодушного зрителя»


Ольга, в чём для вас принципиальное отличие театра от кино?

В том, что театр — это живое искусство. Если спектакль пошёл неудачно сегодня, то всегда есть возможность исправить это в другой раз. А в кино: снято — и всё! Может быть, ты через пять лет уже по-другому чувствуешь и на другом уровне находишься, а уже ничего не исправить.

У вас есть опыт работы и как актрисы, и как режиссёра. Где легче — на сцене или за кулисами?

Сложно сказать. Иногда ловлю себя на мысли, что проще выбежать и сыграть, чем ждать и мучиться за кулисами. Хотя у меня был опыт совмещения нескольких ролей в детском музыкальном театре «Отражение» после выпуска спектакля «Волшебный фонарь» по стихам Марины Цветаевой. Это по-настоящему сложно. Я стала художественным руководителем театра и продолжила играть в спектакле. Сложность в том, что это было расслоение: ты не режиссёр и потому не должен отвлекаться от актёрской задачи, но при этом ты понимаешь, что как художественный руководитель отвечаешь за результат и вообще за всё в театре.

Что стало вашим режиссёрским дебютом?

Моя режиссёрская история началась с поэтических спектаклей, в которых сценарии я составляла сама. Первая работа состоялась в театре Et Cetera в рамках «Вечера поэзии шестидесятников». Премьеру смотрела за кулисами, сидя на лесенке. Всё прошло хорошо, но было, конечно, тревожно. Ведь перед премьерой ты абсолютно вымотан, пытаешься угадать первую реакцию зала, а она, на секундочку, непредсказуема. Тем более, она в каждом зале разная: сегодня люди смеются в одном месте, а завтра в другом.

Почему поэзия?

Мой замечательный педагог по мастерству актёра в ГИТИСе Анна Алексеевна Некрасова говорила: «Какое несчастье для актрисы — девочка много читает». Так и получилось. Я всегда много читала, и это привело меня к любви к поэтическому тексту. Мне интересно открывать новый материал. У меня два образования: музыкальное и театральное. Это дало мне определённое поэтическое чутьё. Поэзия — это почти музыка. Внутри стиха всегда чувствуется музыкальная форма.

Были разочарования в спектакле, когда хотелось повернуть время вспять и не выпускать его?

Мне повезло. Если говорить про театр «Отражение», то мы всегда доделывали и дорабатывали спектакли после выпуска, а если что-то не нравилось — меняли. Мне кажется, это самый правильный подход в молодёжном театре. Ведь дети быстро вырастают и постоянно переосмысливают то, что знают, осваивают навыки.

Мне повезло и в профессиональном театре. Ни разу не было такого, чтобы я выпустила спектакль и оставила его. И в Et Cetera, и в Московском губернском театре стараюсь смотреть свои спектакли и вести репетиции. Ещё и практически все сценарии написаны мной. Поэтому с чистой совестью меняю и меняю, если что-то не сработало, например, как в спектакле «Серебряное зеркало» в Московском губернском театре. Иногда случается, что нужно заменить актёра. А в поэтических спектаклях все стихи я подбираю специально для определённых людей. Если встаёт другая актриса, то ей нужны другие стихи. Я их и меняю.

Ваш идеальный зритель — какой он?

Внимательный. Если мы говорим про поэтический театр, которым я в основном занимаюсь, то ясно, что он не может нравиться всем. Одному по вкусу одно, другому импонирует другое. Мы пребываем в разных состояниях души. При этом даже если человек не в восторге, но слушает, это ценно. Не люблю равнодушного зрителя. В моих спектаклях очень подробные программки, и я люблю видеть, как человек во время спектакля ищет в ней то, что секунду назад прочитали на сцене. Может высокопарно звучит, но у меня есть цель, чтобы люди узнали о забытых поэтах или услышали тех, чьи стихи никогда не звучали. Прекрасно, что сейчас есть возможность откапывать старые имена. Это же чьи-то судьбы, чьи-то характеры, чья-то жизнь. Иногда она бывает такой же интересной, как и то, о чём люди писали. Случается и наоборот, что у человека в судьбе всё стандартно, но это редкость.

Я испытываю удовольствие от того, что люди, уходя со спектаклей, говорят: «Мы пошли дальше читать, изучать!». Это значит, что человек пришёл не зря.

Вы уже 21 год являетесь художественным руководителем детского музыкального театра «Отражение». Как вы получили эту должность?

Я в этом театре ещё с конца девяностых, в период руководства Светланы Сергеевны Савочкиной, которая основала «Отражение» и выбила наше помещение, наш подвал. Мы с ней работали в театре «Амадей» в спектакле «Директор театра» по опере Моцарта. Она позвала меня в свой спектакль по стихам Марины Цветаевой. В нём четыре части, в каждой из которых героиня это либо девочка, либо подросток, либо девушка, либо женщина. Я играла женщину в течение многих лет. Потом, когда Светлана Сергеевна ушла, я уже знала и коллег, и детей, и помещение. Я не могла это бросить.

В чём заключается работа художественного руководителя детского театра?

Работа любого художественного руководителя в театре, неважно, в большом или маленьком, намного шире, чем подбор репертуара и управление подготовкой спектакля. Потому что театр — место, где люди очень тесно взаимодействуют друг с другом. Зачастую ты должен решать совсем нетворческие проблемы, а проблемы человеческих отношений. В детском театре это имеет, может быть, даже больше значение. Где-то ты должен примирить детей, где-то выслушать родителей и найти с ними общий язык. Были случаи, когда они легко забирали ребёнка, потому что тот стал плохо учиться, и также спонтанно могли вернуть его. А у детей в театре своя жизнь.

Расскажите про своих педагогов.

В «Отражении» сложилась удачная ситуация, ведь все плохие люди рано или поздно отсеивались. У нас есть постоянный педагогический состав: я, Маргарита Журавская, Юлия Беляева, молодой педагог Ксения Жаркова. Много лет с нами директор театра Екатерина Болучевская. Не каждый профессиональный педагог может работать с детьми, потому что это не студенты, у которых уже есть мотивация. Студент приходит учиться, потому что понимает, что хочет этим заниматься, и потому у педагога есть все рычаги влияния. Не хочешь заниматься — пошёл вон. А с детьми так нельзя. Это твоя задача: увлечь их, захватить внимание. И тут нет готовых рецептов, потому что поколения меняются очень быстро. Дети не становятся хуже или лучше, просто становятся другими. Единственное, что борьба с гаджетами стала более сложная. Пандемия на это сильно повлияла, потому что кто-то привык сидеть дома, и ему проще общаться с монитором, чем выйти на живое общение.

Вините себя, если ребёнок уходит, не заинтересовавшись?

Бывает. Поэтому испытываю особую радость, когда через какое-то время этот человек возвращается. И таких случаев даже не один. Например, нынешний выпускник ГИТИСа и наш бывший воспитанник Никита Жеребцов уходил, но возвращался. В старшей группе сейчас есть мальчик, который пришёл вроде бы заинтересованный, затем пообещал съездить с нами на фестиваль, а после него уйти из театра. На гастроли съездил, но в итоге остался с нами.

У подростков бывают разные мотивы уйти и вернуться. Один может с кем-то поругаться, хлопнуть дверью, уйти и понять, что сделал это зря. Кто-то только спустя время перерастает детские обиды и понимает, что проблема не стоила тех переживаний.

За все годы работы в детском музыкальном театре что было самым трудным?

Самая большая трудность за всю историю моего руководства — борьба за помещение. В этом году в префектуре Центрального административного округа неожиданно объявили деятельность нашего центра небезопасной (якобы нет пожарного выхода, который на самом деле есть), и планируется передача помещения Департаменту городского имущества города Москвы. С этой проблемой наш коллектив и друзья театра борются уже несколько месяцев и пока безуспешно.

Трудно разговаривать с чиновниками. Это не то, что я умею. Для меня это выход в открытый космос, потому что логика этих людей мне непонятна. И пусть они все вежливо разговаривают, но видно, что наша логика им тоже неясна. Вот оно, сопоставление творческого и ещё какого-то начала. Я понимаю, что несу большую ответственность, всё время ловлю себя на мысли: «Так вот, это план «А». Какой же мой план «Б»? И есть ли у меня силы на план «Б»?».

Остальные трудности гораздо менее значительные. Работа с детьми энергозатратна, но эти вопросы решаемы. Бывали случаи, когда с родителями было сложнее, чем с детьми. Был период, когда вместо родителей на спектаклях младшей группы в ряд сидели няни. Всякое случалось, но на данный момент все родители пришли на помощь театру.

За что вы чаще всего ругаете актёров?

В театре часто встаёт вопрос дисциплины. Бывает, я кричу профессиональным актёрам: «Да вы хуже детей!». (Смеётся.)

Хотя и у маленьких, и у взрослых актёров есть главная проблема — момент включения. Ребёнок ещё не понимает, что на сцене нужно быть включённым в происходящее вокруг постоянно. На многих детских фестивалях мы видим, как дети просто ходят по точкам и говорят заученный текст. Нашему театру же всегда хотелось (и в этом, наверное, наша сила), чтобы происходило включение, и ребёнок каждую секунду понимал, что он делает на сцене.

А у взрослых актёров другая сторона проблемы включения. Они уже этого не делают, потому что начинают работать, не более того. Когда нет подключения к процессу, это всегда видно. Я такое вижу иногда даже в хороших театрах, когда актёры просто работают.

Хотя, с другой стороны, сейчас есть много примеров, когда режиссёр приходит, и ему всё равно, какой артист перед ним. У режиссёра построен план в голове, он уже придумал спектакль, и тогда актёрский фактор может даже мешать, потому что всё уже готово, актёру нужно только повторить. Но у меня старая школа, Я такого не люблю.

Что нужно современному театру, чтобы пережить эпоху Tiktok и не остаться за бортом?

Мне кажется, первое и главное — хорошие детские спектакли. Если мы воспитаем новое поколение, которому с детства нравится в театре, тогда им захочется ходить туда и дальше. Второй момент — разноплановость. Часто слышу во время выездных мастер-классов и лекций, что современным детям с клиповым мышлением нужен такой же насыщенный театр. Это, наверное, правильно. Но вместе с тем должны быть и совсем другие, вдумчивые, тихие спектакли — и детские, и взрослые. Театр не может быть одинаковым, у публики должна быть возможность выбора. Мой опыт работы с современными поэтами говорит о том, что многие люди приходят слушать. Понятно, что этих людей не стадионы, но они всё-таки есть. Уставшие от быстроты смены картинок, они приходят просто слушать.

Что делать, если не хочется работать?

Я часто актёром говорю, что мы не машины, и мы можем чувствовать себя плохо и не хотеть работать сегодня. Значит, делаем ровно столько, сколько можем. Если это не проходит очень долго, тогда, возможно, нужно думать о смене профессии. В театре мы, конечно, работаем и получаем зарплату, но если ты перестаёшь от этого получать удовольствие, значит, надо заниматься чем-то другим.

Театральная индустрия достаточно замкнутая и конкурентная. У вас есть страх выпасть из профессии безвозвратно?

Я пережила нескольких таких периодов. Например, когда сидела в декрете и дочь была маленькая. Был страх, что я больше никому не буду нужна. Но засучил рукава и идёшь дальше. Также был период, когда волновалась за голос, ведь это инструмент, который напрямую зависит от твоего состояния и возраста. Боялась, что потеряю его и не буду знать, что делать.

Но когда идёшь работать, жизнь посылает возможности. В институте я даже не могла себе представить, что буду педагогом по речи и стану писать сценарии для спектаклей. Я вложила много сил в комплексное образование и сейчас, слава богу, понимаю, что если не эта работа, то найду себе занятие.

Добавить комментарий